Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]
— Жри быстрей. Чего расселся?
— Не кричи на него, Лэлла, — проговорил густым басом какой-то олюдь. Он сидел не вдалеке от людомара. — Он не знает наших обычаев. Он новый здесь. Верно говорю?
Сын Прыгуна кивнул и произнес: — Тикки.
— Ха! Какое у вас смешное согласие. Ты откуда? — подсел к нему басист.
— Из Куупларка.
— Чего здесь надо?
— Пришел… — Людомар услышал, как общий говор стихал, едва он произносил слово — все вслушивались в его слова, — чтобы… жить…
— Правильно это. А чего там не жилось?
— Долги, — нашелся Сын Прыгуна.
— Еще один долгокоп, — утробно загоготал холкун-басист. — Ну тогда мы с тобой братья.
— Не набивайся ему в братья. Здесь половина таких как он, — донеслось откуда-то слева сзади.
— Мне сказали, что здесь не ищут, — стал развивать тему людомар.
— Верно сказали. Только не ищут потому, что долго не протянешь здесь. Прибрежье да Холмогорье долго нашего брата не терпят. Хрясь! — Он рубанул ребром ладони себе по горлу и ухмыльнулся. — Ты, вижу, не из сдающихся, — добавил он шепотом. Людомар запахнул плащ-рубище, сокрыв рукоятку ножа, и промолчал. — Куда желаешь вступить? — Спросив это, самовольный собеседник взял кружку с напитком, которую принесла Лэлла и опрокинул в себя. Его бороду, усы и грудь украсили маслянистые разводы.
Выпив, он крякнул: — Лэлла, продери тебя судорога, хороша митта. Почему такую не льешь мне?
— Ты уплати долг мне, буду лить. А без этого только помои твои.
— Тьфу, толстуха злобливая.
— А по морде хочешь.
— Успокойся уж. Не со зла я. — Он взял другую кружку, но не смог сдвинуть ее с места. Людомар держал ее крепко. — Охо-хож-ты! — с натугой выдавил из себя холкун, тяня кружку. — Силен, — сдался он.
— Куда я должен вступить?
— А выпить дашь?
— Дам. Но после.
— Я так говорить не приучен. У меня горло сведет. Мы здесь все молчуны.
— Молчи.
Собеседник поперхнулся и замолк. Он стал медленно мотать перед собой указательным пальцем.
— Никогда не упоминай здесь это! Ни-ког-да!!! — И он провел рукой по горлу: — Не то…
Оказалось, что деревенька на поверку оказалась внушительных размеров городом, уходившим вниз в пористую скальную породу на добрую сотню локтей. Внизу были прорыты улицы, помещения под все что угодно. И весь этот муравейник населяло невероятно множество самых разнообразных существ.
— Холвед близко от этих мест живет. За Меч-горой. Он здесь особо могуч. Когда приходят холода, то сила такая, что деревья трещат, а некоторые надвое разламываются от самой макушки к корню. Тр-рах, и расползлось! Мы тогда носа не кажем наверх. Только воины ходят, да охотники, кто посмелее. С Великих вод находит такой ветер. Мы называем его Брур. Те, кто долго здесь, рассказывают, что он брат Холведу. Разлучены они были Великой водой по приказу Владыки ибо в резвости своей губили все вокруг. Но когда Великие воды замерзают, Брур перебирается к Холведу и они устраивают пирушку. Тогда носа не кажи. Отвалится.
На этом вторая кружка закончилась и холкун приступил к третьей.
— В одиночку здесь не прижиться. Внизу все поделено между ремесленниками, охотниками, воинами и торговцами. Каждый из них содержит и свою челюдь, но это как водится тааколы и мумы.
— Здесь есть тааколы?
— Видимо не видимо. В отличии от остальных земель торговцы здесь в подчинении воинов. Но это переменно. Из-за них и происходят между всеми склоки. В холода от скуки пьют много, а потом как пойдут резаться, только и успевай уворачиваться. Воинов здесь больше всего. Охотников поменее, но тоже много. Ремесленников и торговцев самое мало, но зато дебов у них поболе, потому и нанимают тех же воинов защищать себя. Стравливают их друг с другом себе на потеху. — Холкун отвалился к стене, бесцеремонно оперся на второго холкуна, которого удар Лэллы отправил под стол и который только что вылез оттуда и коленопреклонным задремал на лавке. Выпивоха довольно отирал усы. Было заметно, что его мысли путаются и ему с трудом удается найти точку опоры, чтобы собрать их воедино.
Людомар пододвинул к нему четвертую кружку. Ее вид тут же навел порядок в голове холкуна.
— Что надо делать, чтобы меня приняли? — спросил Сын Прыгуна и произнес походя: "Тикки из Нисиоларка". Мимо прошел холкун даже не обративший внимание на его слова.
— Что? — не понял холкун.
— Как стать одним из вас?
— А-а-а… ты куда хочешь-то? Охотник? Это хорошо, но к ним труднее всего попасть. Э-э-э… я сведу тебя с гродом, он все сделает. Дебы есть?
Людомар кивнул.
— Это все что нужно, — как-то уж совсем болезненно улыбнулся холкун. Он неожиданно побледнел и затрясся. В следующий момент холкуна вырвало, но людомар успел заметить, как ненавидяще он посмотрел на него.
— Чего не жрешь-то? — подошла Лэлла. Удивительно, но интонация ее голоса изменилась до неузнаваемости. Вроде бы все та же грубость, все та же бесцеремонность, но что-то другое сквозило во всем ее виде.
Холкун медленно поднялся и, шатаясь, отошел. Сын Прыгуна нахмурился и переваривал услышанное. Он медленно двигал челюстями, перемалывая жаркое.
Время тянулось мучительно медленно. В конце концов он доел и поднялся, чтобы выйти.
Неожиданно, проходящий мимо пасмас бросился ему в ноги. Потолок харчевни метнулся вбок, а пол больно ударил людомара по затылку.
— Навались! — прорезалось сквозь всеобщий шум, и в ту же секунду еще несколько тел закрыли собой ровный желтовато-оранжевый свет рочиропсов харчевни.
Сын Прыгуна инстинктивно сжался в комок, удерживая на хребте двух или трех холкунов с пасмасами. Они неистово лупили его руками и ногами; путаясь в полах плаща, пытались дотянуться до его тела ножами.
Людомар резко выпрямился, отбрасывая ногами двух холкунов; еще двоих над своего головой он схватил руками за шиворот и дернул к себе, лишив равновесия. Они повалились на своих товарищей, ища у них опоры. Эти доли секунды охотник потратил на то, чтобы схватить скамью и зашвырнуть ее в них. Низкие своды помещения, его переполненность, не дали скамье пролететь бесследно. Раздались взвизги, ругательства и вскорости уже вся харчевня дралась, побивая каждого за все тяготы дня или жизни.
Сын Прыгуна вскочил на ноги и двумя сильными ударами отбросил в сторону пасмасов. В этот момент он получил сильный удар в спину. Обернувшись, он увидел перед собой холкуна, которого поил за свой счет. Холкун даже не попытался бежать. Сильный удар охотника заставил его лица расцвести алым. Подобно снопу он повалился на пол.
Поняв, что, довольно, людомар принялся прокладывать себе путь к выходу и выбрался наружу. Осмотрев себя и ощупав, он не нашел никаких серьезных повреждений.
Холодный воздух Прибрежья быстро остудил его боевой пыл и он наскоро подавил жажду крови, которая почти захватила его душу. Нехотя, она снова сокрылась в дальних уголках его существа.
Поправляя сбившуюся маску и прихрамывая он пошел куда глаза глядят.
На холоде думалось хорошо. Сперва он подумал об Ириме и о том, что еды он ей оставил надолго. Потом о том, что она достаточно умна, чтобы не высовывать нос из расщелины. И только лишь после этого он повернул мысли в сторону произошедшего.
Дебы имели над всеми в Прибрежье, также как и на Синих Равнинах неимоверную власть. Не стоило ему говорить об их наличии. Скорее всего, потому на него и напали. Мерзкие холкуны. В кого они превратились?! Он помнил их тогда… когда помнил. Они были прижимисты, но не в нынешнем смысле. Их хозяйственность заключалась в делах: они работали, гордились своей работой; их городки были образцами чистоты и порядка. Что же такое с ними сталось за эти годы?
На улицу прямо перед ним вывалила толпа дерущихся. Еще одни!
Драка была нешуточная. Двое из вояк уже корчились на земле в лужах крови. Один из дерущихся схватил другого и единым движением вонзил ему нож в самое сердце. Несчастный захрипел и повалился навзничь.
Вдруг убийца перевел ошалевшие от опьянения глаза на людомара и бросился на него со словами: "И ты-ы-ы!" В этом хрипе, в этом зверином рыке не оставалось ни капли разума.
Нож промелькнул рядом с рукой людомара, а его обладатель наткнулся на кулак охотника и отскочил, словно мячик ударившийся о стену. "А-а-а!" — закричал он истошно и в бешенстве заколотил руками и ногами по земле.
Сын Прыгуна хотел было запрыгнуть на ближайшую крышу и скрыться, но усилием воли остановил себя. Тикки не для этого умер. Что-то в его глазах молило людомара выполнить просьбу. Немую просьбу. Казалось, тот взгляд передавал боль всей жизни.
Охотник плотнее запахнулся в свою хламиду. Глухо звякнула кольчуга под ней. В следующий миг толпа, безучастно следовавшая мимо, растворила его в себе.
****
Прошла уже большая луна с тех пор, как Сын Прыгуна впервые ступил на дощатый настил Эсдоларка Прибрежного. Постепенно он частью привык, частью свыкся с особенностями проживания в этом странном городишке, где жизнь и смерть соседствовали за близстоящими столиками, переплетаясь в нераспутываемый клубок.
